*Оля закрывает голову руками* Даже тот факт, что я писала это не вполне в трезвом виде, меня не оправдывает. Чу! У меня есть другое оправдание. Мне приснился Коджирка.
На самом деле, он действительно приснился Оле, но в этом сне кого и чего только не было, включая гигантских тараканов и старушек-самоубийц, так что он органично вписался, да.Разумеется, после такого знака свыше я не могла не. Блокнотный файлик под названием "не выпиливать.txt" весит 10,9 килобайт. В эти килобайты заключено насилие: над русским языком, стилистикой, психологией, физиологией, конями, катанами, Японией,
гигантскими роботами, зверем-обоснуем, внезапно!-фактором и проч. - если все перечислять, получится самый гигантский ворнинг в мире.
Я очень, очень хочу завтра перечесть это
уебище, сказать "Нехай живет", махнуть рукой и дописать. Про секас в отрывке нету, увы, лишь микроскопоразличимый юст, так что если случайный читатель захочет словить лулзов от эротической сцены в Олином исполнении -
![:nope:]()
(да, я верю, что смайлики когда-нибудь вернутся!). Зато есть ковайный маленький Кагэцуна и светлячки размером с Тоётоми, хоть что-то.
Оля заботливо ограждает людей от того, что внутри, она гуманна.Хрень-без-названия с чиби-Коджиркой, теплым долгом и прочим стаффом, которая никогда не будет дописана
Попытка компиляции всех прочитанных Олей фанфиков в один с закономерным исходом
Солнце высоко, слепит. Странно. Должен быть вечер - зажгли светильники. Или это были светлячки? Здоровенные такие светлячки. Как Тоётоми.
Тэрумунэ жмурится, улыбается, прихлебывает саке - как будто и не умирал вовсе.
- А ты заматерел, - говорит он с одобрением.
Они сидят на холме, вокруг поля, а за полями черной полоской - лес. Незнакомая местность. В траве что-то белеет. Черепа. Сотни.
- Не завоевали еще Японию?
- Мы работаем над этим, Ма... Тэрумунэ-сама.
- Как он?
- Заматерел, Тэрумунэ-сама.
По полю проходит легкая рябь, хотя воздух неподвижен. В небе ни облачка, но пахнет приближающейся грозой.
- Спрашивай, - говорит Датэ. - Зачем ты здесь и почему.
- Я догадываюсь.
- Вот как?
- Но я представлял ад иначе.
- Неужели?
- Именно, Тэрумунэ-сама.
Надо вспомнить что-то очень важное. Что?
Тэрумунэ поднимает руку и смотрит на солнце сквозь пальцы. Пальцы полупрозрачные, свет бьет сквозь них, и видеть это странно и жутко.
- Вот ведь выбор, - бормочет Датэ. - Как у собаки с двумя хозяевами. Когда они идут в разные стороны, и каждый зовет ее за собой.
1. Собака.
В тот день было жарко.
Все живое бесилось от духоты. В воздухе висело липкое марево, и не было от него ни пощады, ни спасения. У горизонта сгустились серо-желтые облака. Собаки лежали в тени, вывалив розовые языки. Только одна бежала по дороге, низко опустив голову с больными невидящими глазами, и пена из ее пасти падала в пыль, оставляя темные пятна.
***
- Разрубит, - говорит Кагэцуна.
- Не разрубит, - говорит Макото.
Видавшая виды катана Катакуры-старшего лежит между ними. Макото, как человек более опытный и скептичный, сомневается, что она способна с одного удара разрубить жердь, вытащенную приятелями из изгороди специально для этой цели. Кагэцуну такое неверие в отцовское оружие оскорбляет. Мнение Катакуры-старшего неизвестно, потому что про эксперимент он не знает.
- Кто будет бить? - Макото трогает лезвие пальцем. Кагэцуна, сердито сопя, поднимается, отряхивает коленки. Протягивает руку.
- Давай сюда.
- Аккуратней, не порежься!
- Заткнись!
Тяжелая. Слишком тяжелая для шестилетки. Будь здесь отец, он бы показал, чего она стоит в руках самурая...
...Будь здесь отец, он бы надавал им подзатыльников и велел заняться делом.
***
При виде бегущей собаки женщины хватают детей на руки, спешат укрыться в домах.
- Бешеная! Да что же это!
Их крики причиняют ей боль. Все вокруг причиняет ей боль - шум, жара, дыхание, сама жизнь. Очень хочется пить, но одна мысль о воде вызывает панику. Мир перестал быть простым и понятным; вокруг лишь багровые тени, и каждая таит угрозу. Страх, не найдя выхода, превращается в ярость; и именно ярость, растворенная в слюне, капает сейчас с клыков. Все забыто, все забыты; есть только мука, злоба и раскаленная дорога.
***
Первый удар неудачный.
Второй тоже.
Макото хихикает, предусмотрительно отбежав в сторонку.
- Великий самурай Катакура Кагэцуна потерпел сокрушительное поражение в битве с изгородью!
- Пошел к черту! - рычит Кагэцуна. Его сил явно не хватает на то, чтобы перерубить треклятую палку; ну и что с того? Он сделает это, даже если придется терзать ее неделю. Восемнадцать килограммов чистого упрямства - вот что такое Катакура Кагэцуна. Отец бы поддержал его...
...Надрав предварительно уши.
Макото внезапно замолкает. Он смотрит в сторону деревни - там явно что-то происходит.
- Ишь, раскудахтались, - снисходительно говорит он. - Опять кто-то свалился в колодец. Айда туда?
Кагэцуна мрачно глядит на него, отбросив со лба мокрые от пота волосы.
- Я никуда не пойду, пока не заставлю тебя сожрать обе половинки этой жерди.
- Долго же придется ждать, - вздыхает Макото. - Ладно, я добрый сегодня. Признай, что проспорил, и тебе не придется... О, гляди-ка, Куро бежит. Опять порвал цепь, дурак! Отец его взгреет, когда вернется. Куро! Куро, иди сюда, глупый пес!
***
Впереди люди, маленькие люди; они вопят и машут руками. Древний закон, тоска прирученного зверя, чуть слышно шепчет, что трогать их нельзя; но боль, страх, ярость, отчаяние сильнее. Косматый шар в небе льет на землю огонь, все в огне, все несет угрозу - и закон растворяется, как крохотная искра в пламени пожара, и в воспаленном мозгу остается только злоба. Злоба судорогой сжимает челюсти - не беда; придет время, и они разожмутся, чтобы потом вновь сомкнуться на тощей щее бегущего к собаке маленького человека.
***
Тридцать шесть ударов спустя Кагэцуна признает, что умнее всего было бы воспользоваться великодушным предложением Макото.
Сорок три удара спустя он начинает произносить вслух все те слова, которыми ругался прищемивший палец дедушка.
Сорок восемь ударов спустя он понимает, что не сможет больше поднять катану даже на сантиметр.
- Эй, это не... - говорит удивленный Макото и вдруг начинает истошно вопить. Кагэцуна поворачивается, малодушно радуясь передышке.
И видит, как незнакомая большая черная собака несется во весь опор прямо на них. Из пасти у нее клочками падает мутная пена, а взгляд не по-хорошему сосредоточенный.
- Беги, болван! - орет Макото, и в этот момент собака прыгает.
***
Маленький человек человек падает, и она видит прямо перед собой его незащищенное горло В него надо вцепится, вырвать, это принесет облегчение. Спадет красная пелена, и мир станет прежним. Но что-то останавливает ее.
Темнота.
Тьма окутывает все вокруг, и даже сияние огненного шара не в силах пробиться сквозь нее.
Тьма сковывает.
Давным-давно, до безумия, от тьмы защищала преданность. Собака лаяла, охраняя хозяина от приходящих во тьме чудовищ; а саму ее охранял долг. Теперь они остались один на один - долг сгорел, нет больше ничего, за чем можно укрыться.
Шерсть на спине встает дыбом. Собака чуть приподнимает голову и встречается взглядом с маленьким человеком. Он смотрит куда-то мимо нее. Собака чувствует легкое дуновение, а потом мир катится кубарем, и тьма проникает внутрь, успокаивая и принося покой. В последний раз вспыхивает багровый шар - и гаснет.
***
Кагэцуна некоторое время смотрит на собачью голову, потом переводит взгляд на окровавленную катану в своей руке. Макото истерично хихикает, не делая попыток подняться. Кагэцуна плюхается рядом.
- Делаешь успехи, Катакура-доно, - дрожащим голосом говорит Макото. - Глядишь, скоро и с изгородью справишься.
- Заткнись, - бормочет Кагэцуна. Отбросив катану, он обхватывает себя за плечи. Холодно, и руки трясутся, а внутри какая-то мерзкая пустота...
...И что-то еще.
Макото спихивает с себя труп и садится рядом.
- Все в кровище, - бубнит он, и вдруг цепляется за приятеля, утыкается носом ему в плечо и плачет - самозабвенно, как девчонка. Кагэцуна сам испытывает потребность пореветь, но слез нет, и он просто закрывает глаза.
- Если кому-нибудь расскажешь, я тебя убью, - Макото шмыгает носом и прерывисто вздыхает. - И мне плевать, что ты бешеный.
- Бешеный? - вяло удивляется Кагэцуна.
- Ты бы себя видел, - тихонько говорит Макото. - Я чуть... Неважно.
Бешеные ведут себя по-другому. У них слюни висят изо рта, взгляд дикий и вообще. Та собака была бешеная от болезни, а они - от рождения.
Бешеным нравится убивать.
А ему?
Он ничего не почувствовал, когда лезвие врезалось в собачью шею. Это было на удивление легко - гораздо легче, чем рубить проклятую жердь. Так просто. словно он всю жизнь только этим и занимался.
Но предложи Кагэцуне убить еще кого-нибудь - он откажется. Темная пустота не уходит, и то, что притаилось в ней, тоже никуда не девается.
Он очень, очень боится, что оно останется навсегда.
- О чем вы, Тэрумунэ-сама?
Датэ отмахивается.
- Я просто жду, - рассеяно говорит он. - Жду, пока ты вспомнишь. Все-таки ты очень безрассудный, Коджиро.
Нить беседы ускользает все дальше и дальше. Лучше промолчать. А фразу о безрассудстве вовсе не Тэрумунэ должен был произнести.
Это так кажется, или черепов становится больше? Уже все поле белое.
Как будто заснеженное.
2. Безассудство.
Это у них семейное, думает Коджиро. Никого не слушают и не дают себе труда остановиться и подумать. Безграничная храбрость и безграничная глу... безрассудство. Да. Оно самое.
Снег на поле изрыт и залит кровью, повсюду тела людей и лошадей. Неестественно яркая луна смотрит на сражение с неба. Ей все равно, кто победит - неустрашимый Датэ Тэрумунэ или его вечный противник, глава клана Сома.
Вот и он, на пригорочке.
Тэрумунэ издает радостный вопль и направляет лошадь в сторону врага, огибая сражающихся солдат. Плевать он хотел и на раны, и на усталость, и на то, что еле держится в седле, и на увещевания слуги, разумеется, тоже.
Доспехи Сома отражают лунный свет. Сияет, как котел, неприязненно думает Коджиро. Хорошо, что враг их пока не заметил, а то бы помчался навстречу.
- Эй, ты! - орет Тэумунэ, не оглядываясь. За три месяца он не разу не назвал Коджиро по имени.
- Да, Тэрумунэ-сама!
- Какого черта ты за мной прешься? Это битва двух великих воинов, от тебя там будет мало толку!
- Это мой долг, Тэрумунэ-сама! - вопит Коджиро в ответ, буравя спину господина злобным взглядом. Мало толку... От самого-то Датэ в таком состоянии какой толк?
Тэрумунэ что-то неразборчиво говорит, а в следующий момент его лошадь, дико заржав, встает на дыбы и падает со стрелой в шее. Датэ выбирается из-под туши - неубиваемый! - и выразительно глядя на Коджиро, протягивает руку.
- Слезай.
Коджиро спешивается, но отдавать поводья не торопится.
- Тэрумунэ-сама...
- Ты не понял меня?
- Я не могу позволить вам сражаться в таком состоянии, - жалобно говорит Коджиро. Черт, это должно звучать спокойно и почтительно, но никак не жалобно! - Вы еле на ногах держитесь, Тэрумунэ-сама!
- Щенок, ты будешь решать, что мне делать, а что нет? - Датэ явно весело. - Прочь с дороги.
- Нет, Тэрумунэ-сама! - еще и истеричные какие-то нотки прорезались.
Они стоят друг напротив друга и представляют собой довольно жалкое зрелище. Датэ покачивается, как при шквальном ветре, лицо и одежда в крови; Коджиро ничем не лучше, в левом плече обломок стрелы, а мир как-то странно расплывается, отчего все кажется нереальным.
Воины - и свои, и Сома - благоразумно держатся подальше. Сколько их уже было,таких приграничных стычек, и сколько еще будет? Пусть командиры разбираются друг с другом, как привыкли.
Тэрумунэ медленным, плавным движением вытаскивает катану из ножен. Коджиро еле удерживается, чтобы не закрыть лицо рукой. Дело швах.
- Не мешай мне, - почти ласково говорит Датэ. - Не надо. Масамуне расстроится, если я тебя убью.
- Он расстроится еще больше, если вы погибнете, Тэрумунэ-сама.
- Ладно. Твоя взяла, - вздыхает Тэрумунэ.
И атакует сразу, Коджиро еле успевает вытащить катану - коряво, неловко, правой рукой. Почти сразу пропускает удар и чувствует, как стекает по шее кровь.
Как остановить того, кто сильнее, опытнее, и скажем прямо, искуснее в бою, чем ты? Вот вопрос.
На секунду ослабить цепь.
Вынуть засов.
Не сдерживаться.
Вот ответ.
На некоторые вопросы лучше не знать ответов....А некоторые мозговые выбросы лучше не выкладывать в дайрике, да, я знаю. П. 2 не дописан, потому что пора спать и все такое; а охота. Давно не было прилива графоманского вдохновения, и когда теперь будет?
Что за садист ставит пары в 8:45.
-
-
18.10.2010 в 23:44Очень хочется верить, что скоро. И что вы таки продолжите "мозговые выбросы" выкладывать сюда.
Потому что нравится так, что слов нет, и продолжения хочется почти так же.
-
-
19.10.2010 в 00:02Вааааа... *сидит и не дышит* Оля, а что можно сделать, чтобы вдохновение вам поскорее вернуть? Коджиро и Датэ старший, это просто... Ну это просто мечта! Вы пишете потрясно ржачные вещи, но они ничто по сравнению с вещью серьёзной. Коджирка такой... Настоящий вообщем. 6 лет, а вот уже тот самый, мммм.
Как у собаки с двумя хозяевами. Когда они идут в разные стороны, и каждый зовет ее за собой.
*рыдает, обхватив автора за ногу* Можно мне ещё немного вам поорать, как крышесносно вы пишете? Атмосфера, собака, бешеный, Масамунэ расстроится... Спасибо огромное!
-
-
19.10.2010 в 03:36сил и вдохновения вам
-
-
19.10.2010 в 09:15-
-
25.11.2010 в 18:05Хорошо-то как написанно! И цепляет сильно. Собачку мне тоже жалко... Вообще вот эти обрывочные не то мысли, не то чувства, а скорее ощущения, обрывками мечущиеся в воспаленном сознании - вот это очень сильно было. Пробрало. И мальчишки очень здорово получились. Да и вообще все )
-
-
25.11.2010 в 20:13-
-
01.12.2010 в 21:24Хорошо, когда бешенство контролируется...
И только такой человек может обуздать дракона. Хотя бы немного))